Эффективна ли энергоэффективность?
Итоги экономического форума Минэнерго
Несмотря на очевидность того, что государство заинтересовано в повышении энергоэффективности в стране, его задача на самом деле довольно прикладная и счетная — сокращение собственных расходов на энергию, снижение энергоемкости ВВП и жизнедеятельности в суровых по отношению к большинству стран климатических условиях. Роль государства быть регулятором и инвестором, а значит вложения в энергоэффективность должны быть соразмерны с эффектом и гарантированно возвращены в разумные сроки.
Возможно, что вложение государством средств или предоставление им финансовых гарантий в значительных объемах не потребуется — ему нужно просто сделать прагматичными правила игры и самому руководствоваться экономическими интересами.
За время дейстивия «основного закона энергосбережения» — ФЗ №261 — пиара было больше, чем результата: сокращение энергопотребления составило 2,2 % за два года. По сути, это инерционный эффект от модернизации выбывающего старого оборудования. Количество реальных, а не бумажных энергосервисных контрактов не превысило пары сотен во всей стране. Даже в кажущихся на первый взгляд окупающимися проектах стоимость финансирования отбрасывает их срок окупаемости к бесконечности. Очевиден недостаток стимулирующих мер.
Радикально ситуацию могут изменить только государственные инвестиции и только при стечении нескольких обстоятельств: «нефтянного» профицита бюджета страны и, как это не прискорбно, — двух-трех серьезных аварий в системах теплоснабжения городов численностью 10-100 тыс. человек во время экстремальных морозов, которые повлекут серьезнейшие траты на восстановление.
Пока на повестке дня, исходя из мизерности источников на ренновацию и капремонт, которыми располагают все теплогенерирующие и теплоснабжающие компании страны (не более 100 млрд руб в год), должны стоять прежде всего вопросы надежности, и уже затем энергоэффективности. Следует отметить, что потребности в дополнительной теплоэнергии должны максимальным возможным образом удовлетворяться исключительно на основе когенерации — догрузки существующих станций или строительства новых источников комбинированной выработки — и это должно перестать быть только декларацией.
Возвращаясь к стимулирующим мерам: что же должно делать государство в сложившейся ситуации? Оно должно продумать дифференцированный поход к проектам с точки зрения их потенциала. Сейчас все проекты размазаны «тонким слоем» по всей стране. Как результат, в зоне низких тарифов строят энергоэффективные дома, в то время, как в других регионах нет средств на модернизацию генерирующих источников и снижения тарифов с 25 руб. за кВт*ч (в 5-7 раз больше чем в среднем в России). Необходимо отдельное внимание локальным изолированным энергетическим узлам, как например северные и восточные районы нашей страны, тепловым узлам и питающим центрам с дефицитом мощности, таким как Ленинградская и Московская области и зонам высокого тарифа — Волгоградской, Белгородской областям и пр.
Организация вторичных рынков мощности в дефицитных или развивающихся энергоузлах и питающих центрах по всем видам энергии (электроэнергии, тепла, газа, воды) — это серьезный стимул для улучшения параметров окупаемости проектов. Бенефициар проекта повышения энергоэффективности получит не только эксплуатационные выгоды, но и возврат до половины вложенных инвестиций уже в первый год с момента эксплуатации. Таким образом, срок окупаемости сократится примерно в 2 раза и в среднем составит 2-4 года, в то время как сейчас большинство проектов вообще не окупается из-за высокой стоимости денег. Отдельное направление — это синхронизация проектов по сокращению энергопотребления и планов развития сетевых организаций, чего до последнего времени не происходило. В итоге на вторичный рынок в течение трех лет могли бы попасть до 1ГВт и 2000 Гкал/час энергетических мощностей.
Необходимы штрафные санкции за превышение допустимых уровней удельного потребления к руководителям предприятий и организаций, чьи удельные расходы по данным паспортов, хранящихся в Минэнерго, превышает допустимый рубеж. Например, может быть взят за основу экстремум удельного потребления, соответствующий 5% наиболее неэффективных предприятий и организаций. В Минэнерго уже накоплена информационная база. В бюджетозависимых организациях, машиностроительных госкорпорациях, сегодня не наблюдается элементарных организационных мер, зачастую не требующих больших инвестиций. Потенциал энергосбережения, по опыту нашей компании, составляет до 20% потребления энергии.
Энергоаудит превратился в весьма дорогую инвентаризацию. Нужно проведение аукционов, а не конкурсов по энергоаудиту в бюджетной сфере и приравненных к ней организациях. Практические примеры нашего участия показывают экономию бюджетных средств до 10 раз, в масштабах страны — это миллиарды рублей! Сейчас качество аудита почти всегда остается одним и тем же, а аудиторские отчеты в 99% случаев не ведут напрямую к энергосервису или другой формы инвестиций. При этом, мы всегда наблюдаем предлагаемый аудиторами «джентльменский набор» типовых энергоэффективных мероприятий. Большинство субъектов аудита (в том числе многоквартирные дома, административные объекты площадью до 3 тыс. м) могли бы обойтись заполнением деклараций и даже самообследованием.
Еще один путь — исключение из инвестиционных программ (и тем самым из тарифной базы) мероприятий по энергоэффективности, проводимых естественными монополиями («Газпром», ФСК ЕЭС и др.) и выставление этих мероприятий на публичные конкурсы по энергосервису. Если же невозможность такого шага монополия объясняет обеспечением надежности, то и в этом случае всегда должна быть рассмотрена альтернатива применению дорогой модернизации среди традиционных технологий. Это должно быть сделано в рамках открытых и публичных процедур. По предварительным оценкам, эта мера смогла быть сдержать рост тарифа в размере до 3-5% тарифной выручки монополистов, что в денежном выражении в масштабах России может составить до 50-60 млрд руб. в год. Это очень существенно в масштабах страны. Ведь тарифы естественных монополий выросли за 5 лет за счет инвестиционных программ в ФСК в 2,1 раза, в МРСК почти в 2 раза, а инвестпрограмма «Газпрома» — в 7 раз. За тот же период тариф частных энергокомпаний (в том числе генерирующих) вырос на 24-40 % , что ниже инфляции.
Отдельного внимания заслуживает ситуация в системах освещения городов и промышленных предприятий. Следует, по аналогии с лампами накаливания, вывести из эксплуатации ртутные светильники, например с 2014 по 2016 год, начиная с ламп высокой мощности. Замена ртутных светильников, которые составляют до 30% инсталяционной базы освещения в России, имеет колоссальный потенциал экономии. Это, например, плазменные или диодные светильники, которые способны заменить их, снизив потребляемую мощность в 4 раза, сохраняя тот же световой поток. Стоит ли говорить, что, например, на улицах Москвы ртутных светильников уже не осталось. Но в других муниципальных образованиях и цехах промпредприятий этот процесс никак не администрирован.
Необходима система государственных и приравненных к ним закупок инновационного оборудования по принципу «стоимость владения». И в этом случае экономический принцип принятия решения должен быть поставлен во главу угла. Установление квоты на закупки продукции такого рода в общем объеме. Сейчас мы ожидаем соответствующих разъяснений в рамках изменений ФЗ-223.
Реализация «Программы 2020-40» — это глобальный вызов для страны. Способна ли Россия мобилизоваться и перестать проедать свое углеводородное богатство и жить по инерции? Если да — следующей амбициозной глобальной задачей может быть увеличение производительности труда, ведь в России она сегодня она в среднем в три раза ниже, чем за рубежом.
Источник: РБК daily